Процесс конституирования и проблематика времени

В попытках избавиться от этой серии противоречий радикально, а не путем вводимых ad hoc мелких дополнений, Гуссерль предпринял в 1907 г. решительную перестройку своей системы, что, учитывая основательность его рассуждений, ставшую чертой характера и чуть ли не манией, было отнюдь нелегко.

В ходе коллоквиума «Главные моменты феноменологии и критики разума» он четко сформулировал методологический принцип «феноменологической редукции», в которую теперь был трансформирован его редукционистский подход.

Феноменологическая редукция — это такая операция, с помощью которой достигается самоочевидная база знания — уровень феноменов сознания.

Состоит эта операция в «вынесении за скобки» всего, что вообще удается исключить, в определенном смысле проигнорировать, не получая в итоге «пустоты».

Пределом феноменологической редукции Гуссерль считает «данные впечатлений» (подобно Э. Маху, на что указывает и он сам).

В процессе осуществления феноменологической редукции «заключаются в скобки» акт постижения, предпосылки, даже интенциональность сознания — всё, кроме содержания сознания, принимаемого только как совокупность каких угодно феноменов.

Но, по его мнению, «заключен в скобки» должен быть также и сам познающий субъект: иначе, как опасается Гуссерль, феноменология осталась бы «психологистичной», со всеми вытекающими эмпиристскими последствиями; а он ведь надеется построить в конечном счете не субъективно-ограниченную, а «абсолютную» концепцию.

В этом плане его подход отличается не только от близкого ему маховского, но и от картезианского, коим оба они вдохновлялись.

Поэтому его феноменологию можно было бы назвать «картезианством без Cogito». Продукты объективирующего познавания, по его убеждению, нельзя рассматривать как результаты психологического процесса.

Редукция затрагивает все содержание предметного мира включая и его «психическую природу», т.е.

Я в качестве отдельной человеческой личности, «части мира», и в качестве субъекта, расцениваемого как основа мира явлений.

Значит, тот остаток, который сохраняется в Я после редукции — это и есть абсолютное сознание, неотличимое, как не раз было уже отмечено, от своего содержания; сознание, для которого не имеет смысла различение возможного и действительного, а также настоящего, прошлого и будущего.

Такое сознание совершенно аналогично «трансцендентальному идеалу» Канта (или же Богу).

С точки зрения истории философии (а потом, как оказалось, и для социологии, применяющей феноменологический метод) эти рассуждения представляют немалый интерес, и потому я рассмотрю их немного подробнее.

В 1910—1911 гг. Гуссерль проводит коллоквиум «Относительно естественного понятия о мире», где отказывается от признания восприятий «базой» знания на том основании, что отказ от такого момента (присущего сознанию! ) как ретенция (а таково неизбежное следствие признания восприятий «абсолютным» началом) привел бы к «абсолютному скептицизму».

Феноменология же, как он считает, не должна быть «гиперкритицизмом», который привел бы к разрушению философии.

Чтобы не оступиться в «абсолютный скептицизм», следует принять «естественную установку» (т.е. «веру в мир», свойственную наивному мышлению), согласно которой равно очевидно, что есть как Я, так и Мир.

Однако обращение к «естественной установке» столь же естественным образом, и потому не очень заметно, «переводит» гносеологическую проблему поиска первоосновы (базиса) знания в «историческую», в проблему генезиса знания, его первоначала во времени.

И теперь, чтобы добиться желанной ясности, Гуссерль вынужден обратиться к анализу времени.

А эта тема будто бы самим Богом была предназначена стать предметом феноменологического исследования: ведь термин этот чрезвычайно многозначен, в содержании этого понятия явно содержатся как человеческие, субъективные переживания (например, каждый чувствует, что время на протяжении его жизни «течет по разному»), так и фундаментальные характеристики мирового устройства (например, каждый знает (или думает, что знает), что мировое время, время Вселенной, «течет равномерно»).

Непонятно, что здесь превалирует, и с чем следует связывать значение понятия времени в первую очередь: люди давным-давно научились измерять время, но до сих пор никто не знает толком, что это такое; «тайны времени» чуть ли не с первых проблесков мысли привлекали интерес как выдающихся умов, так и простых смертных; время было и остается предметом жарких споров между профанами и между мудрецами, между философами в их кругу и учеными-естествоиспытателями в их профессиональном сообществе (а также между всеми ими вперемешку).

Так что феноменологическое «прояснение» этого понятия было бы очень полезно, чем Гуссерль и вынужден был заняться напрямую, как только перенес внимание с проблемы первоосновы знания на проблему его первоначала.